Без солнца - Страница 142

142

Правда, сейчас он не мог выпустить на поверхность все свое воинство, чтобы разом погасить все те огоньки, что еще оставались островками надежды в этом море отчаяния, столь сладостным для населявших подземный мирок созданий. Снаружи была сила, мешавшая в исполнении жестоких планов. Когда-то давно, еще в то время, когда маленькая планетка под названием Земля сверкала маленькой точкой на сфере своей галактики, когда населявшие ее люди только входили в пору юношества, постигая законы природы и учась на собственных ошибках, силы питавшие подземный мирок вырвались, испытывая свою силу. Их остановили в самый момент торжества, в тот миг, когда, казалось, не будет ничего, что сможет их остановить.

Армии оказались уничтоженными, рабы убитыми, а сила истощенной. Теперь они укрывались в подобных местах, таких как это подземелье, затаившись и копя ненависть, собираясь с силами, чтобы мстить без пощады.

А главное, им нужны были новые армии, способные разбираться не только с полудохлыми фермерами, едва спасающими свой урожай от мутантов и разбойников, но и штурмовать настоящие цитадели и крепости, которые снова появились на этой земле, пока зло восстанавливало силы глубоко под землей. Сейчас они перебивались небольшими поселениями и отбившимися от конвоев одиночками и небольшими отрядами, призывая под свои знамена самую жуткую нечисть, которой разум не способен дать название. Только сил все равно до сих пор не хватало. Иногда у людей даже хватало сил, чтобы отбивать захватнические нападения за новыми рабами и строительным материалом, что вызывало особенную ненависть у хозяина подземелья. Множество разных цивилизаций погибло здесь. Люди самых разных миров и культур пытались здесь выжить, но никого он не ненавидел так, как людей с планеты Земля. Жестокие по своей сути, не способные мирно жить, постоянно грызущиеся друг с другом, они все же стали одним из тех оплотов, на которых возрождалась нормальная жизнь. Существа, отрицавшие сам принцип сочувствия и помощи своей натурой, эгоисты до костей, первыми строили новые поселения, жертвовали своими жизнями ради других, выносили и преодолевали то, где все остальные гибли и сдавались. Они не преклонились перед ним, решив самим создать новый мир на этих обломках. И именно поэтому слаще всего для него было, когда именно земляне пополняли ряды его рабов, гибли ради его целей, умирали по его приказу. И до них было близко. Некоторые из поселений находились менее чем в дне пути от ближайших выходов, и на них постоянно совершались нападения.

Сегодня слуги привели еще двух рабов, готовых влиться в ряды его армии. Они даже смогли убить нескольких слуг, слишком рьяно пытавшихся исполнить волю хозяина. Ничего страшного, всего лишь прибавили строительного материала его жрецам. А вот новая кровь – это уже кое-что.

Зверомутант, выглядевший так, словно его сшили из отдельных кусков, что, в общем-то, и было так на самом деле, дернулся и жалобно завыл, когда плеть стеганула его по толстому боку. Выбранный на этот отрезок бесконечности объектом для издевательств, он жался у ног хозяина, пытаясь избежать нового удара.

Лениво взмахнув рукой, он стеганул несчастную тварь еще раз, выбив новые жалобные вопли. Подобные мучения не доставляли ему удовольствия. Он мог бы запытать и замучать тысячи тысяч своих рабов, но это не принесло бы ему того удовольствия, что приносит убийство одного-единственного свободного существа. Жадно потянув носом, он почуял существо, не принадлежавшее к его слугам. Одного, значит, удалось заполучить живым. Это хорошо… Его боль будет приятным развлечением на сегодня.

* * *

Как ни странно, но он еще чувствовал, что еще жив. Первое, что он почувствовал, когда понял, что в какой-то реальности он все же существует, была адская боль во всем теле, словно напичканном иголками. Саша попытался открыть глаза, но веки были настолько тяжелыми и так плохо слушались, что решил не делать этого. Все равно ничего хорошего не увидит.

Конечности не слушались, крепко привязанные режущими кожу веревками. Походило на то, что его распяли и куда-то волокли. При этом было достаточно шумно, как в оживленном месте, но он не мог понять, где же все это могло происходить. Бункер был, конечно, достаточно большим, но ведь в закрытых местах, подобных этому нужна не только крыша над головой и нормальное освещение, но необходимы источники воды, еды, фильтры для воздуха и многое другое, без чего выживание большого количества людей в одном месте просто невозможно.

Мир неожиданно пошатнулся и куда-то рухнул, а потом со всей силы врезался во что-то очень твердое. Многоголосый шум сменился каким-то монотонным пением, в котором нельзя было понять ни слов, ни мелодии. Больше всего походило на гул ветра среди развалин, только облаченный в слова. Сплюнув набравшуюся во рту кровь, Саша матом припомнил тех, кто его тащил. Что же надо сделать, чтобы уронить такой большой предмет, как крест с привязанным к нему человеком. Как не парадоксально, но он чувствовал, что набрался у Гая достаточно нездорового цинизма, и успевал смотреть на все от лица какого-то третьего лица, не участвующего в происходящем. Его, в конце концов, должны сейчас убить, причем наверняка очень жестоко, а он здесь лежит и издевается сам над собой. И он точно не хочет умирать, тем более таким образом. Как-то по другому это себе представлял, несколько более героически и справедливо А еще лучше – в глубокой старости и в окружении большой семьи. Ничего этого теперь не будет, а ведь у него даже и детей нет. И уже не будет. Все по пустошам шлялся, геройствовал, а таких простых вещей, как семья и дети, сделать не успевал. Как это, наверное, приятно, просыпаться с утренней побудкой и чувствовать рядом кого-то, очень важного в твоей жизни, более важного даже, чем ты сам. Так и не успел признаться, что кого-то любит. Была одна девушка, красивая и добрая, официантка в баре, в который он заходил вместе с друзьями. Сказать ей все, что думает, так и не смог. Постеснялся, не успел, не решился… Можно долго оправдываться, только ничто из этого так и не объяснит, почему твоя жизнь уже закончилась, а ты так ничего не сделал из того, что обязан сделать каждый человек в своей жизни. Главное ведь не ты сам, а то, что ты делаешь, ради чего живешь и зачем дышишь. А вот ради чего он, получается, жил? Ради чего все это бултыхание? Получается, что не для чего… Ничего не совершил и никто его не будет помнить, когда не станет. Может, только кто-то из старых друзей, еще оставшихся в живых, когда-нибудь поднимет кружку с самогоном и произнесет тост, который уже стал традицией для поминания тех, кто не вернулся из походов: «За Сашу, парня, все же нашедшего покой».

142